Но здесь телефонная трубка захрипела, послышался бас капитана.

— Пятьдесят метров. Не хватит ли? — спросил он.

— Нет, покачивает еще, спускайте до отказа.

— У нас канат на сто метров. Но до отказа нельзя — лопнет.

— Спускайте на восемьдесят.

— Яковлев справлялся о вас по радио. Он уже на пути в Петропавловск. Желает успеха. Велел передать, что хочет продолжить разговор.

Елена почувствовала прилив сил. Приятно, что Яковлев не забывает о ней. Да-да, впереди еще много хорошего. И разговор о просторах будет продолжен…

Капитан замолк, но голоса доносились из трубки. Кто-то отсчитывал: «шестьдесят… шестьдесят пять… семьдесят…» Потом послышался тоненький писк радиотелеграфных сигналов, бесконечные вопросы:

— Камчатка, вы слышите меня? Давайте штаб. Штаб? Говорит «Аян». Кто в штабе? Вызывайте Москву.

Связывались долго, но под конец в трубке зазвучал бесконечно далекий, чуть слышный голос Грибова.

— Москва слушает!- сказал он.- Грибов у провода. Вы говорите, «Аян» приступает к съемкам? Очень хорошо. Пусть берет весь район к югу от Таналашки. «Алдан» будет работать западнее.

— Приступаю к съемке,- отозвалась Елена: она уже настроила аппарат.- Записывайте: квадрат двадцать шесть, наклон луча вертикальный. Первое отражение шесть девятьсот. Это глубина океана. Второе отражение… Вы слышите? Повторяю: квадрат двадцать шесть, два- шесть… Не поняли? Дмитрий, Валентина, Анна… Шапка, Ефим, Сергей, Тимофей, мягкий знак…

Нет, она была не одинока! Просто она вышла на передний край. Но за спиной стояли люди. Радисты внимательно ловили каждую цифру, старательно передавали про Сергея, Тимофея и мягкий знак. В Москве телеграфистки читали вслух имена. Тотчас же техники, хмуря брови, начинали считать на линейках. Они считали одновременно, чтобы проверять друг друга, потом называли результат. Чертежница ставила точку на карте, и все предсказатели придвигались ближе, чтобы разобрать цифры.

«Опять зеленый…» — говорил кто-нибудь из них.

Это означало, что на бланках зону нужно красить не черным, не красным цветом подземной тревоги, а только зеленым- некоторый излишек напряжения, почти безопасный.

Сама Елена не видела этой карты, но ведь она была «лучшим на Камчатке» глубинометристом и могла сама представлять по цифрам примерные итоги. Она понимала, что самое страшное прошло, под землей установилось временное равновесие. Но, не доверяя себе, она переспрашивала:

— Что же у нас получается?

А получалось хорошо. Таналашкинская плита опустилась, легла на широкое, прочное ложе. Надо было еще выяснить, как лежит ее восточный край, самый дальний. Очаг исчез. Теперь здесь была не очень опасная зона повышенного напряжения — зеленое пятно.

Так продолжалось это замечательное совещание, где председатель находился в Москве, а основной докладчик- в Тихом океане, на глубине восьмидесяти метров. Совещание обсуждало цифры, а докладчик диктовал их одну за другой. Елена была возбуждена, забыла об опасности и усталости. Съемка требовала точности и внимания. Нужно было не терять времени и вместе с тем не спешить, правильно установить аппарат, подогнать уровни, точно вести измерение.

В Москве солнце клонилось к закату, а в Тихом океане горизонт стал сероватым, предвещая рассвет, когда капитан сказал Елене.

— Надо вам подниматься, товарищ. Канат перетирается. Одна нитка порвана. Боюсь, как бы не было беды.

А судно как раз подходило к восточному краю острова, где еще могли быть красные и черные пятна.

— Примите меры,- ответила Елена.- Я не кончила съемку.

— Я запрошу штаб, они разрешат подъем,- настаивал капитан.

— А я не разрешаю запрашивать штаб! Укрепляйте канат как хотите. Съемка должна быть закончена.- И она продолжала диктовать:

— Три-семь. Тимофей, Роман, Иван…

11

В десять часов вечера по московскому времени Грибов положил свою линейку в футляр и сказал Карповичу:

— Распорядитесь передать радиограмму: «Опасности нет. Будут еще небольшие толчки. О сроках сообщим особо. Землетрясение исчерпало себя, можно не тревожиться. Передайте мою благодарность всем сотрудникам».

Ничего не добавив больше, он ушел домой один, ушел неторопливым шагом человека, сделавшего свое дело. Он, полководец подземной войны, разгадал замыслы, противника, вовремя предупредил о нападении. И, растратив силы, враг смирился… Покой и безопасность обеспечены нашей Земле.

А над океаном в это время взошло солнце. Поднявшись на палубу, Елена зажмурилась от света. Напряжение спало, ее пошатывало от усталости. Моряки окружили Елену, каждый хотел пожать ей руку.

— Спасибо! Вы просто молодец! — сказал капитан.- Я так испугался, когда лопнула эта проклятая нитка!

— Вы герой!- воскликнул увлекающийся помощник капитана.

И тут Елена не выдержала, расплакалась. Хотела удержаться, но слезы так и катились. Она выплакивала все страхи этой ночи, все сомнения своей путаной жизни, плакала об ошибках и о том, что только сейчас ее признали настоящим человеком.

Штаб получил радиограмму Грибова и передал ее по всей Камчатке. Навьюченные мешками лошади и автомашины потянулись обратно в города, загрохотали краны, нагружая пароходы, рыбаки отвалили от причалов, санитары понесли больных из палаток в больницу. Ковалев взялся за рычаг и включил ток, Мовчан собрал бригаду и сказал:

— Держитесь, хлопцы, Степан уже нажимает.

Гроза прошла. Камчатка потеряла четыре рабочих дня, пережидая опасность, и теперь спешила наверстать упущенное.

На прозрачной планете (илл. В. Колтунова) - pic_15.png

Рассказ пятый

ПОСЛЕДНЯЯ КАВЕРЗА

1

Вулканоград готовился к празднику. На домах вывешивались флаги, портреты, украшенные хвоей и яркими лентами. Красные полотнища рдели на фоне бело-черного зимнего даже в апреле пейзажа. Монтеры ввинчивали цветные лампочки. Первого мая их должен был зажечь вулкан.

В кабинете Кашина появился новый хозяин- директор будущего Энергокомбината. Он уже принимает гостя из Министерства электростанций. Разложив на столе цветные диаграммы, директор водит по столбикам авторучкой и говорит с возмущением:

— Смотрите на цифры. Где у меня резерв? На горе двенадцать турбин, по сто тысяч киловатт каждая. Я снабжаю Петропавловск, районы, рыбный комбинат, леспромхозы с лесокосилками, завод «Электроцинк», Камчаталюминий, а теперь еще- передача в Магадан.А нужды города? А на эксплуатацию вулкана по законным нормам? Где вы нашли остатки? Считайте сами!- И в голосе его раздраженное недоумение: рвут энергию, грабят, ничего не оставили!

У директора свои хозяйственные заботы, у Кашина свои- строительные. После Первого мая их будет совсем немного,но сегодня Кашин не отходит от видеофона. То и дело слышится:

— Покажите, что у вас там в правом углу… А в левом!… Отодвиньтесь, не заслоняйте… И кто вывезет этот мусор? На праздник оставляете? Возьмите машины, чтобы через час все было убрано!

Он крутит ручку видеофона, на экране мелькают корпуса, дома, мачты, дороги… Все нарядное, свежевыкрашенное. Где были кучи глины- выросли здания. Вот жилой городок, главная улица, городской театр, вот лаволитейный завод…

Приземистая темно-синяя машина стоит у ворот завода, очевидно давно; ее запорошило снегом. Шофер замерз и соскучился, он то включает мотор, то выключает. Пассажиров нет и нет. Уже третий час, как ушли, бродят по комбинату. Но вот и они наконец. Один коренастый, круглоголовый, в шапке, сдвинутой на затылок, другой тощий, сутуловатый, в шляпе и с палочкой.

— Так вы довольны нашим предсказанием, товарищ Яковлев?- спрашивает тот, что в шляпе.

— Предсказанием мы довольны, Дмитрий Васильевич,- отвечает Яковлев,- а землетрясением не очень.Жертв у нас, правда, не было, но кое-кого ушибло… Мне самому в лоб камень попал, небо с овчинку показалось. И разрушения были: засыпанные дороги, трещины в домах, смытые склады. Недели две возились, пока восстановили.Все-таки обидно: работаешь,работаешь, и вдруг приходит какая-то стихия и начинает распоряжаться!А когда вспоминаю я обозы, детишек, уходящих из города, зло берет, честное слово. Кто здесь хозяева- мы или какая-то подземная непогода? Вот с вулканом стало ясно: мы распоряжаемся, А насчет землетрясений пока недодумано- это ваш грех, товарищи ученые.